Плотва

Внешний вид и морфология. От ближайших к ней видов плотва отличается незазубренными и расположенными с каждой стороны в один ряд глоточными зубами (по 5-6 с каждой стороны), относительно крупной чешуей (40-45 чешуй в боковой линии ), пастью на конце морды и положением начала спинного плавника над основаниями брюшных.

Тело удлиненное, умеренно сжатое с боков. Рот конечный (у плотвы) или полунижний (у воблы). Плавательный пузырь округлый.

Спина черноватая, с голубым или зелёным отливом, бока и брюхо серебристые. Чешуя серебристо-белая, крупная, плотно сидящая. Все плавники, кроме спинного и хвостового, имеют оранжево-красноватый оттенок. В период нереста окраска становится интенсивнее, у самцов и у крупных самок на теле появляются эпителиальные бугорки. Считается, что окраска воблы бледнее, чем у плотвы.

Радужная оболочка жёлтая с красным пятном. Попадаются также экземпляры с глазами и плавниками жёлтого цвета, с золотистой чешуей, с красноватым оттенком на боках и спине.

Живет до 20 лет. Туводная форма достигает длины 35 см и массы 1,3 кг. Полупроходные формы крупнее: длина до 51 см, масса до 2 кг.

Плавниковая формула: D III-IV (V) 8-11, А III-IV 8-12. В боковой линии 41-48 чешуй. Жаберных тычинок 9-14. Глоточные зубы однорядные, обычно 6-5 или 5-5. Позвонков 39-43.

Систематика. Имеет много подвидов, из которых некоторые имеют собственные названия: тарань, вобла, сорога. В Сибири, как минимум в Западной её части, и на Урале общеупотребительное название плотвы — чебак. Всего выделяют до 13 подвидов, но критерии выделения нечеткие.

Более или менее четко на территории России можно выделить два подвида:
Rutilus rutilus rutilus (Linnaeus, 1758) — обыкновенная плотва и
Rutilus rutilus caspicus (Jakowlew, 1870) — вобла.

Однако, выделение и этих подвидов вызывает сомнения. Некоторые из подвидов плотвы Коттелат (Kottelat, 1997) выделяет в самостоятельные виды. Кариотип: 2n = 50, NF = 82-84.

Образ жизни. Вид образует жилые (плотва) и полупроходные (вобла) формы. Плотва населяет реки, озера, пруды, водохранилища, каналы, лиманы. Предпочитает участки, заросшие растительностью. Держится на границе зарослей и открытой воды в местах с умеренным течением и теплой водой. Стайная рыба.

Питание. По характеру питания плотва — эврифаг. Взрослые особи питаются разнообразными беспозвоночными и их личинками, моллюсками, летом потребляют много нитчатых водорослей, а при обилии мальков крупная плотва питается личинками и мальками рыб. Полупроходные формы и крупная плотва из водохранилищ предпочитают питаться моллюсками, в частности Dreissena.

Размножение. Половой зрелости плотва достигает в возрасте 3-5 лет. Размножается весной (март-май) при температуре воды 8° С и выше. Типичный фитофил, икра приклеивается к растениям. Икрометание единовременное, нерестится большими стаями, в озерах нерест проходит шумно. Диаметр икринок около 1,5 мм. Плодовитость 2,5-100 тыс. икринок. Развитие икры проходит за 9-14 дней. Средняя длина личинок при выклеве 5,2-6,6 мм. Они быстро переходят на питание мелкими беспозвоночными.

Полупроходные формы растут быстрее, созревают при больших размерах, их плодовитость может достигать 200 тыс. икринок. После нереста взрослые особи возвращаются в море и усиленно питаются

Распространение. Евразиатский вид с очень большим ареалом, от Пиренеев на восток до Лены и к северу от Альп и Вардара. В Европе северная граница ареала проходит по северной Швеции и Финляндии, Кольскому полуострову (Имандра, Ловозеро, р.Поной) и почти по устьям рек, впадающих в Северный Ледовитый океан. Есть на Ямале (р.Сеяха). В Черноморско-Азовском бассейне — повсеместно, за исключением Крыма и побережья Малой Азии. Есть в бассейнах Каспийского и Аральского морей. В Северной Азии плотва населяет все большие реки от Уральских гор до Лены включительно. Водится в Байкале, Хубсугуле и Зайсане, а также во многих изолированных озерных и речных системах на Алтае, в Казахстане и Туркмении. Интродуцирована в ряд мест за пределами своего естественного ареала. В большинстве водоемов образует полупроходные и жилые формы.

Вобла широко распространена в прибрежных водах Каспийского моря, особенно в его северной и западных частях; но есть она и на южном побережье, а по восточному побережью доходит до Красноводского залива, на нерест входит в р.Атрек и реки Ирана.


Хозяйственное значение. Наибольше промысловое значение имеют полупроходные подвиды — вобла и тарань, из жилых подвидов только сибирская плотва добывается в промышленных масштабах.

Описание плотвы из книги Л.П. Сабанеева "Рыбы России. Жизнь и ловля наших пресноводных рыб" (1875 год)

Едва ли найдется другая рыба, которая бы имела такое обширное распространение и всюду была бы так обыкновения, как плотва. Всюду — и в России и Сибири — она составляет самую многочисленную породу рыб, и немного найдется таких рек, где бы она не составляла главную массу всего рыбьего населения, тем более встречалась бы очень редко. По всем этим причинам, а также по тому значению, какое плотва имеет в устьях наших рек и многих озерах, она заслуживает гораздо большего внимания, чем многие другие, более ценные рыбы.

Наружность плотвы известна каждому, и потому мы упомянем только о главнейших признаках и главных вариететах, которые, следует заметить, весьма многочисленны. Цвет тела, плавников и глаз этой рыбы подлежит бесчисленным изменениям, которые зависят частью от возраста, частью от состава воды и других местных жизненных условий. Вообще же плотва с возрастом становится шире и толще, а цвет глаз и плавников делается более ярким.

По своему наружному виду плотва приближается всего более к красноперке, которую нередко принимают за первую, но красноперка отличается от плотвы золотистым отливом чешуи, желтыми губами, числом и формой глоточных зубов, тупо закругленным носом и закругленным брюхом с выдающимся ребром. У плотвы обыкновенно бывает на левой стороне 6 (иногда 5), на правой 5 (редко 6) глоточных зубов, и венчик их не надрезан на многие зубчики, как у красноперки. Кроме того, плотва несколько уже красноперки одинакового роста, длина головы относительно менее, и сама она не так красива, как красноперка. Цвет спины у плотвы черноватый с голубым или зеленоватым отливом, бока туловища и брюха серебристо-белые, спинной и хвостовой плавники зеленовато-серые с красноватым оттенком, грудные плавники бледно-желтоватые, брюшные и заднепроходные — красные, радужина желтая с красным пятном вверху. Это цвет нашей обыкновенной речной плотвы; каспийская же плотва (вобла) и азовская (тарань), о которых будет говориться далее, имеют некоторые отличия в цвете и форме тела. В окрестностях Киева, по свидетельству проф. Кесслера, встречается также разность плотвы, у которой все плавники и глаза ярко-желтого цвета, а изредка в Волге, по свидетельству В. Е. Яковлева, попадается разность плотвы (или, вернее, выродок) с ярко-золотистой чешуей, иногда с красноватым оттенком на спине и боках. Тело плотвы обильно покрыто слизью, особенно у прудовой, и в теплое время года.

Обыкновенно плотва имеет незначительную величину и большей частью не достигает более 30 см длины и 600 г веса. Но при благоприятных условиях, т. е. при изобильной пище и достаточном просторе местообитания, презренная плотица в росте не уступает многим другим карповым рыбам. Впрочем, в реках и 1,2-китограммовая плотва составляет большую редкость; но в озерах, морях Каспийском и Азовском, которые тоже, в сущности, большие солоноватые озера, она достигает еще большей величины, а в некоторых зауральских озерах как, напр., в оз. Чебакуле, на границе Екатеринбургского и Шадринского уездов, имеет неслыханные, гигантские размеры-до 50 см длины и весит иногда более 2,5 кг. Следует заметить, однако, что эта озерная, собственно западносибирская, плотва имеет некоторые, хотя и неважные отличия и всего ближе к каспийской вобле, от которой, быть может, и ведет свое происхождение.

Плотва крайне неприхотливая рыба: она одинаково хорошо уживается как в небольших речках, почти ручьях, прудах и озерах (лишь бы вода в них была достаточно свежа и глубока), так и больших реках, а вариететы ее живут даже в малосоленых морях, каковы Азовское, Черное и Каспийское. Притом плотва почти всюду бывает всегда многочисленна и по количеству особей, бесспорно, занимает первое место между всеми европейскими рыбами. Впрочем, нельзя не заметить, что на севере она все-таки гораздо малочисленное, чем на юге, а в речках с холодной ключевой водой, также в горных встречается очень редко или даже вовсе не попадается. Вообще плотва избегает холодной и очень быстрой воды и более предпочитает тихую и теплую, хотя и не особенно долюбливает очень тинистые и иловатые места, почему гораздо многочисленнее в озерах с песчаным дном, нежели иловатых, где уже преобладает карась.

Ранней весной, после вскрытия вод, плотва держится около самого берега как в прудах и озерах, так и в реках; в последних она очень часто выходит на пойму, в старицы и поемные озера, где значительная часть ее остается и по спаде воды. Как и у всех других рыб, у плотвы также замечается стремление подняться вверх против течения, вызываемое мутностью воды, но при первой возможности она старается выйти на разлив или в устья притоков и никогда не уходит далеко от своих притонов, чем отличается от язя. Выметав икру, плотва в реках держится сначала повсюду, кроме быстрин, но как только появится трава, переходит в заливы, затоны и притоки, а за неимением таковых, в ямы со слабым течением, к купальням, мостам и другим надводным сооружениям. В летние жары плотва или уходит вглубь, или забивается под берег и в корни прибрежных кустов. Нельзя сказать, чтобы рыба эта особенно любила держаться в травянистых зарослях, подобно линю, карасю и красноперке; большей частью она держится около травы или в больших прогалах и вообще избегает иловатого дна, предпочитая ему песчаное. В противоположность красноперке плотва держится глубже, хотя и не ползает по дну подобно ершу, и выходит на поверхность сравнительно редко и периодически. Часто, впрочем, можно наблюдать ее плавающей в полводы и вообще в этом отношении плотва — рыба очень капризная, хотя в большинстве случаев стоит на 9-18 см от дна.

Главную пищу плотвы в реках летом составляет "зелень", или "шелковник", т. е. нитчатые водоросли, растущие на сваях, реже камнях, на небольшом течении. Кроме того, она, при обилии мальков, подобно другим рыбам, кормится (в мае и июне) молодью, а в некоторых реках также метлицей (июль и август). После каждого паводка, т. е. сильного дождя, стаи плотвы поднимаются против течения, но вскоре возвращаются обратно. После сильных дождей в конце лета, когда смоет водой всю "зелень" и вода похолодеет, плотва (по крайней мере в Москве-реке) покидает свои ямы и заводи и начинает бродить в поисках пищи, которой с этого времени служит главным образом мотыль, особенно в реках с тихим течением и иловатым дном. В речках плотва держится в бочагах, питаясь водорослями и различными личинками, в особенности личинками мошкары (Phryganea).

В озерах мелкая годовалая плотва держится около берегов, в траве, где находит убежище от своего главного врага — окуня, но взрослая предпочитает более глубокие и открытые места. Здесь она тоже кормится летом главным образом растительной пищей, именно водорослями, чаще всего зеленой шарообразной водорослью, обусловливающей так называемое цветение воды, от которого не избавлены и многие реки. Кроме того, пищей плотвы служат, конечно, и различные мелкие животные организмы — до небольших раковин (Lymnaeus и др.). Во многих озерах, особенно северных и сибирских, главный весенний, осенний и частью зимний корм плотвы составляет известный мормыш (Gammarus), от обилия которого здесь и зависит главным образом рост чебака зауральских озер. В совершенно непроточных прудах плотва встречается редко и вообще ей почти везде сопутствует окунь, щука, и она много прихотливее карася, линя и верховки. Несмотря на то, что в прудах корма больше, чем в реках и озерах, плотва никогда не достигает здесь больших размеров, кроме, конечно, больших прудов.

С наступлением холодного времени, в октябре или ноябре, плотва как речная, так и озерная уходит на зимовку в глубокие ямы, причем снова собирается по необходимости в большие и очень густые стаи. Зимой она кормится периодически во время оттепелей, которые побуждают ее выходить на более мелкие места, ближе к берегу, и, кажется, подниматься выше. Главным зимним кормом в реках, вероятно, служит мотыль, в озерах — мормыш, но как мотыль, так в особенности мормыш встречаются, к сожалению, далеко не всюду. Хотя зимой плотву и ловят иногда самодером, т. е. багрят на голые крючки, но я не думаю, чтобы она где-либо залегала на зиму и впадала как бы в спячку, наподобие сазана, сома, некоторых осетровых и даже ближайшего своего родича — каспийской воблы. По крайней мере, на нашей плотве зимой, как и вообще в холодное время, с осени замечается гораздо меньше слизи, чем летом, и рыба эта хотя зимой оказывает сравнительно слабое сопротивление, но не имеет на себе и следа т. н. слена, или рубашки, т. е. слоя затвердевшей слизи. С февраля плотва уже начинает понемногу расходиться из ям и встречается и на мелких местах, где и держится до прибыли воды, заставляющей ее жаться к берегам и входить в заводи.

Плотва нерестится не особенно рано — позднее щуки, язя, шереспера и некоторых других рыб, но раньше леща, судака, сазана и сома. У нас, в средней полосе, в небольших реках она начинает метать икру только после спада воды, когда река почти войдет в межень, а потому всегда в самом русле; в Оке, Волге и Каме плотва, по-видимому, выходит для нереста в полой и трется преимущественно в старицах и поемных озерах. На нижней Волге, в Дону и Днепре речная плотва едва ли не кончает икрометание до разлива; по крайней мере, по имеющимся сведениям, она трется в Дону очень рано — в конце марта, но возможно, что наблюдение это относится к азовской плотве, т. е. тарани. Несомненно, однако, что нерест плотвы находится главным образом в зависимости от температуры воды. Чем южнее местность, чем теплее весна и скорее нагреваются воды бассейна, тем плотва ранее освобождается от икры. Нормальное время нереста плотвы в подмосковных губерниях — конец апреля и начало мая, когда вода имеет от 10 до 15°, причем в Москве-реке она трется до 20 апреля, в речках, имеющих более холодную воду, в конце апреля, а в прудах и озерах, на которых лед держится очень долго, чуть не весь апрель,- нередко даже и первую декаду мая. На севере, а также в некоторых озерах Среднего Урала плотва мечет икру в средине мая. Годами, при очень ранней весне, нерест начинается на 2 недели ранее обычного срока: напр., 1890 г. в конце марта в Москве-реке уже ловилась шершавая плотва, а в середине апреля большая часть уже выметала икру и 26-го появилась уже масса молоди.

За неделю и за две до начала нереста, но никак не ранее, плотва покрывается твердой сыпью, имеющей сначала вид небольших беловатых пятнышек, которые затем темнеют и твердеют и делают чешую крайне шероховатой на ощупь, вроде подпилка. По-видимому, этот брачный наряд получает далеко не вся плотва, а преимущественно, если не исключительно, одни самцы, которые, в противность большинству карповых рыб, значительно малочисленное икряников, чем и обусловливается самый способ нерестования большими и очень густыми стаями. Следы бородавок исчезают спустя около недели по окончании нереста. Шершавые молошники, как всегда, мельче и тоньше икряников.

Плотва трется очень большими стаями, заключающими в себе тысячи, даже десятки тысяч особей, так что в этом отношении она превосходит всех других чисто речных, непроходных рыб. Особенно многочисленны бывают стаи нерестящейся плотвы в некоторых зауральских озерах. Здесь, смотря по характеру озера, чебаки собираются массами к песчаным берегам, поросшим камышом, а где последних нет,- к камням, валежнику и упавшим в воду деревьям, особенно хвойным, вообще в известные, определенные местности, не меняя их в течение многих лет. В речки и протоки, подобно язям, плотва не входит, за редкими исключениями. Нерест чебака в этих озерах, довольно подробно описанный в статье моей "Зауральские озера", несколько отличается от нереста среднерусской плотвы. Последняя никогда не собирается такими массами и не производит такого шума и плеска, как зауральская. "В утренней или вечерней тишине далеко слышен плеск играющего чебака и видно волнение от множества прыгающих и вертящихся рыб; одни разом, точно по сигналу, взвиваются в воздух и шлепаются об воду, другие плавают вверх брюхом или боком, описывая крутые зигзаги или небольшие круги. По мнению рыбаков, выпрыгивают и вообще плавают на поверхности б. ч. молошники, которые по-видимому, принуждаются к этому самками, гораздо более многочисленными. Последние неутомимо преследуют молошников и в таком количестве собираются под ними, что выпирают их наружу, и самцы волей-неволей оплодотворяют вытекающую икру. Действительно, ни одна из чисто речных рыб не "играет" такой сплошной массой, и про плотву можно сказать, что она трется и при том не только о подводные предметы, но и друг об дружку. При таком способе нерестования густой массой для оплодотворения икры нет надобности в большом количестве молок и потому не удивительно, что молошников меньше, чем икряников.

В подмосковных озерах, напр. в Сенежском, нерест плотвы совершается тоже в больших массах и около берегов, на мелких местах. Менее заметно и менее шумно совершается он в реках, напр. в Москве-реке, хотя плотва составляет здесь главную массу всей рыбы. Но все-таки он никогда не проходит здесь незамеченным, тем более, что и продолжается дольше, чем в стоячих водах, где вся плотва выметывает икру много дружнее, в несколько дней, редко в неделю, и то, если теплые дни перемежаются с холодными. В такие дни нерест приостанавливается или совершается только около полудня. Вообще же он продолжается чуть не весь день и всю ночь, но всего интенсивнее, сильнее бывает всюду по утрам, после восхода. В Москве-реке плотва трется большей частью между сваями, на прошлогодней траве и даже по камням, но на небыстром течении; по моим наблюдениям, мечет икру сначала мелкая плотва, затем средняя и самая крупная, в 400 г и более. Иногда нерест затягивается здесь недели на две и, начавшись с середины апреля, как в 1890 году, продолжается до первых чисел мая. В прудах плотва трется под берегом в водяном мху и в мочках прибрежных деревьев и папоротника, растущего на плавунах, в хворосте около плотин, реже в траве и камышах. Везде и всюду в это время она делается крайне смелой и не обращает внимания на шум, так что отогнать ее от выбранного ею места очень трудно. Щуки и крупные окуни находят себе обильную поживу и держатся всегда поблизости, готовые схватить ошалевшую плотичку, и нередко даже врываясь в плотные ряды трущейся рыбы и производя в них значительные опустошения. Клев окуня и щуки тогда значительно слабеет, и этих хищников можно поймать только поблизости нерестилищ, всего лучше на плотву же. Последняя на удочку в это время почти не берет и попадает лишь случайно, машинально схватывая насадку, но изредка, однако, попадаются самцы и самки с вытекающими молоками и икрой. Гораздо больше можно поймать их просто руками, войдя для этой цели в воду.

Судя по тому, что вскоре после нереста начинают попадаться рыбы, совершенно лишенные икры и молок, надо полагать, что половые продукты выметываются сразу, в .один прием, и созревают единовременно, не так как, например, у карпов, карасей и других. Однако в июле я наблюдал в Москве-реке массу мелкой, очевидно, недавно выведшейся молоди, которая к началу ноября была размером от 2 до 3 см, считая целиком, т. е. была слишком вдвое мельче ранней молоди. Это кажущееся противоречие, мне думается, можно примирить предложением, что мелкая молодь принадлежит двухлетней плотве, мечущей икру в первый раз и притом значительно позднее — в июне и даже в июле. Очень может быть, что эта теория, объясняющая появление очень разнокалиберного малька, окажется справедливой и по отношению к другим рыбам.

Икринки плотвы мягки, прозрачны, с зеленоватым оттенком и очень густо прилепляются к подводным предметам, до песчаного и хрящеватого дна включительно. На мхе икринки эти располагаются так тесно, что имеют вид миниатюрных гроздей винограда. В крупных экземплярах количество икры, несомненно, превышает число 84 000, высчитанное Блохом; вероятно, они выпускают не одну сотню тысяч икринок, иначе было бы трудно объяснить многочисленность этого вида рыб. Урожай молоди зависит от благоприятных для нее условий в первое время ее существования. В стоячих водах всего гибельнее для нее весенние бури в конце апреля и начале мая, которые выбрасывают икру на берег и захватывают слабых мальков; последние не боятся волнения, т. е. в состоянии уйти от берегов в глубину не ранее июня. В реках, напротив, ветер вообще имеет сравнительно незначительное влияние на количество малька какой бы то ни было рыбы, но, конечно, в таких больших реках, как наша Волга и даже Ока, весенние бури очень пагубны для молоди на заводях. Все-таки в реках большая часть молоди не выбрасывается на берег, а сносится паводками. Например, в Москве-реке в 1889 году, отличавшемся хотя и поздней, но ровной весной, без сильных дождей в мае, малек всюду кишел, так что служил все лето пищей взрослых рыб, даже ерша и плотвы. Напротив, в прошлом 1890 году, несмотря на то, что вся рыба выметала икру очень рано, по крайней мере недели на две ранее обыкновенного, а может быть именно по этой причине,- значительная часть молоди была снесена паводком в конце апреля.

Молодь плотвы выклевывается не ранее недели, при очень теплой погоде; обыкновенно же через 10 дней, а иногда даже через две недели. Тем не менее мальки плотвы появляются во множестве во всех заливах и затонах уже в середине мая (на юге ранее) и черными тучами плавают в траве и камышах, поблизости от поверхности воды. Первое время молодь, впрочем, безвыходно таится в чаще водяных растений, где находит пищу — ракообразных, водоросли — в защиту от бесчисленных врагов. В местах, где происходит нерест плотвы, вода положительно кишит от громадного количества выклюнувшихся рыбок. В реках молодь плотвы держится главным образом около плотов, купален, где находит корм и защиту от быстрины и хищников. По моим наблюдениям, молодь большинства речных рыб, а плотвы в особенности, кормится главным образом не циклопами и дафниями, которых в проточной воде и не может быть много, а водорослями, именно нитчатыми.

В июне молодая плотва уже начинает мало-помалу выходить из своих убежищ в открытую воду, а в августе уже окончательно покидает мелкие заливы и переходит в более глубокие, а также и в самое русло реки или середину пруда или озера; в конце сентября или в начале октября вся молодая и взрослая плотва уходит, как уже было сказано, в глубокие ямы, где и проводит всю зиму почти до вскрытия льда. Впрочем, по моим наблюдениям, в зауральских озерах плотва и поздней осенью нередко выходит с глубины в камыши и траву, без сомнения, ради пищи. Вообще она кормится как днем, так и ночью; по крайней мере, плотва, подобно ельцу, находится в движении и постоянно бродит и в полночь, с чем легко согласится всякий, кто ездил лучить рыбу в позднюю осень. В самые сильные декабрьские и январские морозы плотва вряд ли питается чем-либо: по крайней мере в середине зимы она клюет редко.

Прирост этой рыбы по весьма понятным причинам бывает весьма различен, хотя можно принять за правило, что в устьях рек, еще того более в озерах, прирост ее всего значительнее. Особенно замечателен необычайно быстрый прирост плотвы в зауральских озерах, где она иногда в полтора-два года достигает веса 400 г, даже более; но вообще и здесь годовалая плотичка обыкновенно имеет только 9 см в длину, а в средней России и того менее. Однако в таких кормных реках, как в Москве-реке, сеголеток годами к ноябрю достигает 9-сантиметрового роста. Вообще прирост здесь бывает тем значительнее, чем теплее лето и больше корма; если же к тому весна была неблагоприятна для молоди и ее вывелось мало, то сеголетки растут не по дням, а по часам; 2-летняя плотва имеет здесь около 13 см длины, а 3-летняя — свыше 15 см.

Собственно плотва, несмотря на свою многочисленность, почти не имеет промыслового значения. Это весьма малоценная рыба, имеющая лишь местный сбыт; только озерная плотва зимой в замороженном виде везется за несколько сотен километров, напр. с озер Екатеринбургского уезда в Вятскую губернию. По своей дешевизне она служит пищей бедного класса населения и заслуживает внимания именно с этой точки зрения и как самая многочисленная рыба наших пресных вод. Для владельцев прудов и озер главная роль плотвы заключается в том, чтобы служить кормом для хищной, более ценной рыбы, первое время, т. е. на первом или втором году, для окуня, а затем для щуки. Но, разумеется, было бы гораздо выгоднее, вместо натурального рыбного хозяйства, вести более интенсивное и заменить плотву с ее спутниками более ценной травоядной или всеядной и быстрорастущей рыбой, именно карпом.

Прежде чем перейти к ужению плотвы, считаю необходимым остановиться на образе жизни и ловли морских вариететов плотвы — тарани и воблы, имеющих такое важное промышленное значение. Значение это станет более наглядным, если я скажу, что по последним исследованиям Хлебникова, в низовьях Волги вылавливается ежегодно до 350 миллионов штук, или до 3 миллионов пудов каспийской воблы; количество же добываемой тарани, т. е. азовско-черноморской плотвы, должно быть еще значительнее.

Тарань всем складом тела чрезвычайно походит на плотву, только бывает несколько выше ее в спине (вышина тела составляет до 1/3 всей длины его), что замечается, впрочем, и у крупной плотвы; чешуя тарани несколько мельче (VIII [47] V) и в заднепроходном плавнике у нее одним лучом меньше (9-10); кроме того, тарань отличается лишь несколько более толстыми зубами и черноватыми краями парных плавников, из коих брюшные грязно-красноватого цвета, грудные — желтовато-оливково-зеленые; заднепроходный плавник менее широк в основании, чем у обыкновенной плотвы, и такого же цвета, как и брюшной, а спинной — одинакового с грудными. Впервые тарань была описана проф. Нордманном, который принял ее за особый вид и назвал в честь известного немецкого ихтиолога — Leuciscus Heckelii; но в настоящее время не подлежит никакому сомнению, что эта рыба составляет только черноморскую разность обыкновенной плотвы, так же как и вобла — каспийскую; разница только в том, что тарань обособилась несколько более, нежели последняя. Это доказывается тем, что молодая тарань нисколько не отличается от молодой плотвы. По своей величине тарань превосходит воблу и обыкновенно имеет от 25-38 см длины и часто бывает до 1,5 кг весом.

Главное местопребывание тарани — Черное и Азовское моря; в последнем она даже едва ли не многочисленнее, по крайней мере улов ее здесь значительнее. В реки она подымается только ранней весной для метания икры, а также осенью на зимовку, но никогда не подымается очень высоко; так, в Днепре она подымается только до порогов и уже под Екатеринославом бывает очень редка. Весенний ход ее открывается иногда даже зимой, подо льдом, именно в конце февраля, но вообще главная ловля начинается в марте, когда она идет уже громадными стаями для метания икры. Нерестится она в конце марта или в начале апреля, всегда в камышах и траве, б. ч. в заливах, и по окончании нереста уходит в море.

Всего более тарани входит в дельту Кубани, которая одна доставляла прежде до 40, даже 60 миллионов штук этой рыбы: в Дону последняя ловится уже в гораздо меньшем количестве. В море тарань ловится исключительно летом и осенью. В Днепр она входит в меньшем количестве, а в Днестре и Буге ловля уже весьма незначительна. Самый лов производится, конечно, большими неводами, причем нередко удается захватить по нескольку тысяч, даже десятков тысяч этой рыбы. Осенью, обыкновенно с октября, иногда даже в конце августа тарань снова поднимается в реки и ловится здесь в течение всей зимы; большая часть ее, по-видимому, зимует в самом море у устьев.

Тарань редко употребляется в пищу свежей и, по крайней мере, 9/10 ее приготовляется впрок солением или вялением. Вообще эта рыба, несмотря на свою дешевизну, занимает в рыбной промышленности южной России одно из главных мест и по своему количеству, равно как и значению для населения превосходит каспийскую воблу.

Последняя еще менее отличается от обыкновенной плотвы, нежели тарань, и притом соединяется с сорожкой — коренным речным видом, переходной формой, т. н. жилой воблой, которая живет постоянно в устьях Волги, никогда не удаляясь на морские глубины: по величине и наружному виду последняя напоминает морскую воблу, но по красному цвету нижних плавников приближается к сорожке; кроме того, форма ее глоточных костей, на коих расположены зубы, значительно массивнее и с более укороченными отростками.

Настоящая морская вобла принадлежит к числу рыб походных, т. е. таких, которые, живя постоянно в море, идут в реки только для метания икры. Зиму вобла проводит в море; однако ж огромные косяки ее подходят к осени близко к берегам и ложатся на ямы перед самыми устьями Волги, в которую на зимовку никогда не входят; напротив, в Урале, по наблюдениям Н. А. Северцева, вобла зимует в большом количестве и идет для этой цели в реку уже с августа месяца.

С ранней весны или даже с конца зимы, когда другая рыба лежит еще на ямах, открывается движение воблы в реку. Разумеется, на ранний или поздний выход воблы из моря в Волгу имеет влияние состояние погоды: при нагонном ветре с моря (моряне), который всегда приносит с собой и тепло, выход воблы, как и всякой другой проходной рыбы, начинается ранее; напротив, холодная погода задерживает ход. Отдельными особями вобла показывается в реке еще подо льдом, именно с конца января; в половине февраля она попадается уже косяками, так что при хороших условиях случается захватывать ее в одну тоню от 10 000 до 15 000 штук; в марте месяце ход ее еще более усиливается; однако же коренной выход открывается только в апреле, когда реки давно уже вскрылись и лед прошел. Февральские и мартовские косяки воблы принадлежат той рыбе, которая зимовала перед устьями Волги, поздняя же вобла идет из глубины моря и притом громадными, бесчисленными массами. Косяки воблы тянутся по всем рукавам Волги, иногда до конца апреля; часть ее проходит выше, но гораздо большее количество остается в устьях, где она, отыскивая себе места для метания икры, набивается во, все притоки, ерики и затоны, иногда в таком баснословном количестве, что не видавшему это явление своими глазами трудно поверить, что в узких протоках массы воблы бывают часто так густы, что мешают лодкам свободно плыть. Во время хода ее вверх она идет довольно быстро, преимущественно на глубине, в полую же воду или при сильном течении тянется вдоль берега. Интересно видеть, когда громадный косяк воблы, идя свободно по глубокому месту, вдруг наткнется на мель, которая преграждает ему путь; рыба при этом поднимает сильный шум, который нисколько не уступает шуму от парохода. Вобла поднимается в Волгу невысоко, около Царицына она играет еще значительными косяками, но не только под Самарой, но даже и под Саратовом встречается только случайно, одиночными особями.

Для метания икры вобла выбирает тихие места и потому заходит в ильмени, в камыши, а также выбирается на травянистые места, залитые полой водой; одним словом, с половины апреля, она, по выражению ловцов, полощется всюду, где только есть хотя 9 см воды и какая-нибудь травка. Во время весеннего хода множество ее гибнет от разных причин. Так, напр., заходя в ильмени, она часто в них обсыхает; это значит, чти морской ветер (моряна), нагоняя воду на низменные места, превращает их на короткое время в ильмени; с прекращением ветра вода из таких временных ильменей уходит быстро в общее русло реки, а вобла и другая рыба, попавшая в такие ильмени во время моряны, остается на сухом месте и, разумеется, снет. Точно так же сильное волнение много убивает и выкидывает на берег мертвой воблы. Груды погибшей таким образом рыбы бывают так велики, что хищные птицы выклевывают у мертвых только глаза, пренебрегая остальным мясом.

Во время нерестования наружный вид воблы несколько изменяется. Весной, иногда задолго до метания икры, начинается усиленная деятельность наружных покровов тела, вследствие чего выделяющаяся в большом количестве слизь густеет и обволакивает все туловище, не исключая и плавников. За месяц, а в теплую весну и гораздо ранее, на этой слизистой оболочке начинают развиваться как у самцов, так и у самок особые бородавки; в зачаточном состоянии они имеют вид круглых мелких пятнышек мелочно-белого цвета (похожих на бельмо), которые, по мере приближения к нересту, все более и более увеличиваются и принимают коническую форму с вершиной острой и очень твердой; вместе с тем белый цвет их изменяется в более темный, подходящий к общему цвету тела. Вообще вобла в брачном наряде весьма шероховата; рассказывают (чему можно вполне доверять), что босому человеку нельзя войти в воду, где трется вобла, потому что голые ноги будут немедленно исцарапаны в кровь. Изредка попадаются экземпляры, на которых чешуя буквально стоит щетиной или даже перегибается в противную сторону; по всей вероятности, это случается только у больной рыбы. Кроме брачных бородавок, у многих экземпляров воблы — как у самок, так и у самцов — голова покрывается большими беловатыми наростами в виде опухоли; особенно опухают нос, губы, края жаберной и поджаберной крышек, а также спинные и грудные плавники.

Перед наступлением периода нерестования вобла перестает принимать пищу; желудок у нее в это время постоянно пуст или наполнен одной слизью; у очень редких случалось находить только размельченные куски морских раковин, которые, по-видимому, остаются надолго в пищеварительных органах. Все это время вобла живет за счет своего жира, запас которого бывает тем значительнее, чем ранее она появляется в реке; у поздней воблы жиру уже гораздо менее, так как часть его издерживается также на развитие и сформирование икры. Выметав икру, вобла лишается положительно всего жира и потому становится так худа, что на первый взгляд трудно узнать в этой истощенной рыбе жирную весеннюю воблу; вследствие потери жира голова воблы становится вдвое толще остального туловища, которое принимает очень узкую, удлиненную форму и более темный цвет. Такая вобла, истративши все свои силы, не может противиться самому медленному течению и потому сносится водой почти без всякого сопротивления вниз, в море, где уже очищается от бородавок и бросается на корм.

Всю рыбу, выметавшую икру и уходящую обратно в море, в низовьях Волги называют покатной; такая рыба двигается (или, как здесь говорят, скатывается) вниз хотя в значительном количестве, но уже не такими сплошными косяками, как идущая вверх, и уходит вся мало-помалу, почти незаметно. К половине мая морская вобла успеет уже скатится в море и затем, до следующего года, в реке не попадается ни одного экземпляра этой разновидности, за исключением жилой воблы, которая круглый год обитает в устьях Волги.

Выклюнувшиеся из икры мальки воблы в реке не остаются, а тотчас же уходят в море; точно так же в реке не встречается молодой воблы; поэтому надо полагать, что вобла идет в реку, только достигнув половой зрелости, до той же поры обитает в море, в более отдаленных и соленых частях его.

Что же касается жилой воблы, то последняя в июле и августе отъедается до того, что все мясо и внутренности ее, а иногда и основания плавников прорастают жиром; в это время у нее можно наблюдать уже молодую, только что зародившуюся икру. К зиме эта жирная вобла выбирает себе ямы и, подобно другой речной рыбе, залегает в них неподвижно, впадая при этом в спячку; к этому времени столь же жирная морская вобла подходит близко к берегам и перезимовывает перед самыми устьями Волги для того, чтобы при первой весенней моряне начать свой ход в реку. Перед зимней спячкой вобла снова выделяет обильную слизь, обволакивающую все туловище густым слоем; эта слизь известна здесь под именем слена, или рубашки, и ловцы уверяют, что неподвижность рыбы зимой происходит от опасения лишиться именно этой рубашки, предохраняющей рыбу от влияния холодной воды. Зимний сон воблы нельзя назвать полной спячкой — это скорее полусонное, полубодрственное состояние, при котором рыба ничего не ест и лежит смирно на дне ям, омутов и рытвин. Рыба, зимующая в реке, лежит на месте очень крепко; напротив, рыба, зимующая в тех частях моря, которые покрыты льдом, хотя и редко, но бродит; наконец, та рыба, которая находится в открытом море, и вовсе не спит. Существует мнение, которое нельзя не признать довольно вероятным, что зимняя спячка рыб обусловливается главным образом отсутствием воздуха в воде, находящейся подо льдом. Действительно, во время сильных морян, случающихся зимой, когда лед, покрывающий северное взморье и устья Волги, ломается и образует большие трещины, рыба, лежащая на дне, почувствовав приток свежего воздуха, поднимается с ям и начинает двигаться вверх по реке, пока не найдет снова удобных мест для залегания. Поэтому-то рыба, зимующая на взморье, вода которого находится постоянно в соприкосновении с незамерзающими частями моря, имеет менее вялый вид, чаще бродит и, наконец, ранее прочей рыбы открывает весенний ход.

Ужение плотвы не пользуется большим уважением между присяжными рыболовами, которые большей частью предпочтут ей более мелких ершей, ельца и даже пескаря. С гастрономической точки зрения эта рыба действительно стоит ниже поименованных, особенно летом, когда ее мясо отзывается сильной горечью, но презрение, оказываемое ей удильщиками, не совсем заслужено, так как ловить ее нелегко и поймать много плотвы, даже при изобилии, могут только искусные рыболовы, притом не потому, чтобы плотва отличалась большой осторожностью, а потому, что она почти всегда сыта, да и голодная берет не так резко и решительно, как другие рыбы. Ужение плотвы — хорошая школа для начинающего рыболова, но и, помимо этого воспитательного значения презренной плотвички, у нас найдется немало вод, где плотва составляет по необходимости главную добычу удильщика. Например, в Москве-реке, в пределах столицы, около половины всей пойманной рыбы составляет плотва; по самому умеренному расчету, в течение года здесь добывается удочкой не менее 500 пудов плотвы. В Англии плотва тоже местами составляет главную породу рыб и имеет многих любителей и специалистов, которые ловят почти только одну плотву, как и у нас, есть ершатники, лещатники и др.

Где искать и ловить плотву — видно из предыдущего, и повторяться не стоит. При употреблении насадок сообразно сезону ужение ее может продолжаться почти весь год, кроме глухой зимы; мало того, я убежден в том, что ее можно с некоторым успехом ловить и ночью — в реке на донные, а в прудах на поплавочные удочки, при освещении, которое вместе с тем служит приманкой рыбы. По крайней мере мои опыты ужения плотвы в купальнях при свете лампы были довольно удачны.

Плотва весьма чувствительна к переменам погоды, держится то глубоко, у дна, то в полводы, а иногда на поверхности. Поэтому клев ее весьма капризен. Несомненно, что перед ненастьем она перестает брать, но верно также и то, что неудача большей частью происходит оттого, что плотву ловят не там, где она есть, и не на надлежащей глубине. Если она часто плавится, т. е. плавает поверху, разрезая спинным пером воду и оставляя след в виде линии, или же переворачивается, пуская брызги, то со дна ловить ее не стоит, а лучше удить или в полводы, а то так поверху, нахлыстом.

Но ловить нахлыстом, т. е. самым трудным способом, мелкую плотву- это оказывать ей слишком много чести. Точно так же не стоит удить ее на донные удочки, в закидку, тем более, что она и попадается на них довольно редко. А потому главный, почти исключительный способ ужения плотвы- это ловля на длинное удилище с поплавком, практикуемая как в стоячих, так и в не особенно быстро текущих водах. Главная разница заключается в насадках.


В редких случаях ловят плотву на несколько удочек; большей частью необходимость заставляет держать удилище в руке и быть постоянно наготове к подсечке. Впрочем, при ловле на зелень в тихих местах можно с успехом ловить на 2, даже 3 удочки, потому что при хорошем улове плотва иногда даже заглатывает крючок.
Так как плотва рыба сравнительно сытая и малоподвижная, то для того, чтобы обеспечить себе успех ловли, необходимо привлечь ее или даже приучить к данному месту каким-нибудь лакомым кормом. Это достигается прикормкой или притравой, бросаемой перед ловлей или во время ловли, а в особенности привадой, устраиваемой за несколько дней и постоянно поддерживаемой. Впрочем, привада более необходима в стоячей или полустоячей воде — в прудах и озерах, в реках же можно ограничиться бросанием прикормки во время ловли; стоящая ниже рыба, встречая плывущие мимо частицы корма, поднимается выше, к самому источнику, и встречает тут крючок рыболова с еще более лакомой приманкой. Отсюда легко заключить, что прикормка должна соответствовать силе течения, т. е. быть тем легче, чем слабее течение. Напротив, привада как в стоячей, так и в текучей воде может быть и тяжелой и легкой, на течении даже лучше тяжелая, так как легкая скоро будет снесена вниз. Впрочем, легкий корм может быть задерживаем на более или менее продолжительное время, если будет смешан с глиной или заключен в редкие мешки, кульки или особые жестяные снаряды с отверстиями. Иногда, но довольно редко, к такому экономическому распределению' корма бывает полезно прибегать и при ловле в стоячей воде. В большинстве случаев в прудовом ужении ограничиваются бросанием корма на месте лова в количестве нескольких горстей, если это привада, и одной горсти, если это прикормка. Относительно прибавки каких-либо пахучих веществ ради сдабривания корма следует опять повторить, что они гораздо более достигают своей цели в стоячей воде, так как здесь пахучие частицы распространяются во все стороны радиусом, в проточной же воде только в одном направлении. Однако если прикормка или привада несоразмерно тяжела, то масла и тому подобные снадобья небесполезны и могут скорее привлечь рыбу своим запахом.

В прудах места, избранные для ужения плотвы, всего лучше запроваживать пареной рожью или же крошками черного хлеба, которые можно заменить распаренными корками; к этому основному корму благоразумно прибавлять ради запаха пшеничных отрубей или толченого конопляного семени, слегка поджаренных. Разбрасывать приваду надо дня 2-3, утром и вечером по 3-4 хороших пригоршни, выбирая глубину около 1,5 м. Перед ловлей бросают немного прикормки. Очень хорошей привадой служит мелко искрошенная конопляная или льняная избоина (жмыхи, колоб, дуранда). Некоторые во время ужения прикармливают поджаренным конопляным семенем — толченым или драным, которое заблаговременно заготовляется в виде маленьких удобопереносных плиточек, причем связью может служить крахмал или клейстер. В очень заросших прудах привада и прикормка не оказывают большого влияния на успех ловли и вообще надо избегать закармливания рыбы.

При ужении плотвы на слабом течении как хлебная или зерновая прикормка, так тем болев привада употребляются сравнительно редко. Здесь гораздо более действительной оказывается прикормка в виде мотыля, муравьиных яиц, которые далеко относятся течением и издали привлекают рыбу, между тем как слабое течение, на котором держится плотва, не в состоянии увлечь с собой зерна. Крупные пшеничные отруби, а также драное конопляное семя по своей легкости очень хороши, но летом привлекают слишком много мелочи. Лучшей прикормкой служит все-таки мотыль: весной — в мае, после нереста плотвы, а затем уже в августе или в начале сентября. В конце мая и в июне, когда мотыля достать трудно (в это время он вылетает из воды), можно с успехом ловить плотву, прикармливая ее муравьиными яйцами. Обе эти прикормки хороши тем, что не очень скоро насыщают рыбу. То и другое сминается обыкновенно вместе с глиной, но на очень слабом течении лучше прямо подбрасывать мотыля вместе с сором позади лодки; вообще для прикормки лучше употреблять не чистого мотыля, а вместе с водорослями и сором, в котором он застревает и который отчасти заменяет глину. Чем слабее течение, тем рыхлее и мельче должны быть глиняные шары с прикормкой. Весьма полезно бывает в том случае, когда сильно надоедает мелочь, теребящая насадку, прикормку бросать в виде глиняных пирожков с начинкой из мотыля. При обыкновенном же способе замешивания прикормки вместе с глиной мелочь перехватывает исподволь размываемого водой мотыля, тогда как в пирогах начинка выходит сразу, и значительная часть мотыля относится далеко от лодки и привлекает нижестоящую крупную рыбу, которая затем поднимается кверху и отгоняет мелочь. По всей вероятности, летом лучшей прикормкой была бы "зелень", т. е. нитчатая водоросль, лакомая летняя пища не одной плотвы, но трудно придумать, как это устроить. В песчаных местах для привлечения плотвы иногда полезно бывает взрывание дна граблями или веслом; образующаяся муть приманивает плотву, хотя и не в такой степени, как пескаря.

Насадки для ужения плотвы довольно разнообразны. Они могут быть разделены на растительные и животные, причем первые употребляются большей частью в стоячей воде, а вторые в проточной. Главные растительные насадки — хлеб, пареные хлебные зерна, зелень; главные животные — мотыль, опарыш, муравьиные яйца, навозные черви; кроме того, изредка насадкой служат мухи, мелкие кузнечики, шиворота, т. е. личинка мошкары, раковые клешни и шейки.

В реках на хлеб плотва берет хуже, чем в прудах, а иногда и вовсе не берет, если не будет им же прикормлена. Черный хлеб, более пахучий и вязкий, чем белый, предпочтительнее, но и его не лишнее сминать с различными снадобьями: плотва самая прихотливая и привередливая рыба, и если ей не понравится насадка, то она выплевывает до подсечки. Вообще всякий, в особенности белый, более безвкусный хлеб лучше сминать с медом и прованским маслом, в которое прибавлено несколько капель анисового или мятного масла. Белый хлеб пригоднее домашнего приготовления, особенно сдобный и несколько сыроватый; можно его также заменять тестом; De la Blanchere советует тесто немного просаливать, а затем слегка поджарить с салом на сковороде. За неимением сдабривающих веществ можно ограничиться тем, что мякиш сминают с слизью или даже с содержимым желудка пойманных рыб. Кроме того, так как несомненно, что вся рыба питает особую слабость к красному цвету, весьма' полезно мякиш белого хлеба окрашивать суриком, сминая его с мелким порошком этой краски. Хлебные шарики могут быть величиной от просяного зерна до горошины; наиболее пригодные номера крючков от 10 до 12.

Хлебные зерна как насадка уступают мякишу. Лучше всех, по моему мнению, перловая крупа (из ячменя), которая, если не очень разварена, держится на крючке довольно крепко, даже на не очень сильном течении. За ней следует пареная пшеница, рожь и, наконец, овес. На пареный горох плотву ловить не стоит, но я ловил ее довольно удачно на вареный зеленый горошек, который, вероятно, может быть заменен молодым сахарным горохом, а также и пареной чечевицей; последняя, как насадка и прикормка, кажется, никем не употребляется, но во многих отношениях она должна быть лучше пареного гороха, да и лучше его держится на крючке. Ловят обыкновенно на одно отборное и хорошо распаренное (не треснувшее) зерно. Вероятно, плотва будет хорошо брать и на разваренное настоящее саго (тапиоку), о котором я уже упоминал при описании ужения лещей.

"Зелень", как сказано, составляет превосходнейшую летнюю насадку для плотвы. К сожалению, последняя берет на зелень только там, где к ней привыкла. Это нитчатая водоросль, называемая также по своему виду, напоминающему пряди тончайшего шелка ярко-зеленого цвета, шелковником; по мнению Черкасова, научное название ее Confervula rivularis. Может быть, можно ловить и на эту водоросль, но москворецкие рыболовы удят на один из видов рода Cladophora. Зелень растет как на слабом, так и на умеренном течении, преимущественно на сваях и на камнях, притом на небольшой глубине; на очень слабом течении она всегда бывает очень груба и темна, почему рыба берет ее не особенно охотно. Лучшая, т. е. самая яркая тонкая и вместе крепкая зелень растет обыкновенно на сваях под мостами. Растет зелень чрезвычайно быстро и если не было паводков, которые обыкновенно смывают или обрывают ее, достигает длины 70 см и более. Предпочитается, впрочем, молодая короткая зелень — около 15 см длины. Водоросль эта имеет очень сильный запах, напоминающий огуречный, и довольно приятный вкус, так что нет никакого сомнения в том, что она сама по себе составляет лакомый корм для рыбы, которая вовсе не ищет в ней мелких организмов, которых на течении бывает очень немного. Что плотва летом питается главным образом зеленью или, за неимением ее, какой-либо другой нежной водорослью, можно убедиться, исследовав содержимое ее желудка, в чем, впрочем, не представляется особенной надобности. Легкая горечь мяса плотвы обязана своим происхождением именно водорослям. К сожалению, зелень летом довольно скоро портится и, даже если хранилась ночью в погребе, на другой день становится квелой, разлезается и рвется на крючке. То же самое происходит и от хранения ее в банке с водой, хотя она в ней и разрастается. Во время ловли держат ее в мокрой тряпке.

Способ насаживания зелени довольно оригинален. Берут прядку не короче 9, даже 13 см, от спички до гусиного пера толщиной, сгибают ее пополам и делают посредине двойную петлю в виде буквы Ь; в отверстия эти продевают крючок, петлю затягивают, и концы обрезывают или откусывают так, чтобы длина прядки была не менее 4 см. Жало крючка находится, таким образом, совсем наружи, но это не имеет никакого или почти никакого влияния, на клев плотвы по крайней мере, что объясняется тем, что эта легчайшая насадка плывет впереди крючка, всегда очень маленького (б. ч. 11-12 №), и по причине своей длины заглатывается прежде, чем рыба почувствует крючок. Где течения нет и зелень висит, там рыба очень плохо берет или не берет вовсе.

Ловля плотвы, а попутно подъязка, голавля, ельца на зелень — один из самых добычливых способов ужения. Ни на какую насадку, с привадами, прикормами, приправами, нельзя поймать летом столько плотвы, сколько на зелень без всякой прикормки, если только, конечно, выбрано удачно время и место, а плотвы много. На Москве-реке есть специалисты этой ловли, которые в самое глухое время для ужения таскают на зелень плотву пудами, поддевая изредка и порядочных язей и голавлей. Плотва питает какую-то не совсем объяснимую слабость к зелени. Я даже думаю, не имеет ли она для нее летом значения не только вкусной пищи, но и лекарственного — слабительного средства. Рыба летом, особенно в жары, вообще болеет и страдает от паразитов.

Ужение на зелень начинается обыкновенно в конце мая или позднее, как только установится теплая погода и на сваях покажется зелень в 4 см, а продолжается до середины августа или первых чисел сентября.

Первое время, впрочем, плотва берет плохо; рыболовы говорят, что настоящий клев ее начинается только, когда она "въестся" в зелень, т. е. привыкнет к ней, а это бывает после первого порядочного паводка, который смоет часть зелени и таким образом приучит к ней рыбу. Хотя плотва и держится в тех местах, где растет зелень, но здесь она берет плохо, вероятно потому, что сыта. Всего практичнее ловить ниже таких мест, на умеренной глубине, так как здесь рыба привыкла сторожить мимо плывущий корм и бросаться на оборванные течением прядки зелени. Надо только "потрафить" глубину, т. е. узнать, где стоит плотва — в полводы или низко. Это можно узнать эмпирически, начав ловлю с дна и постепенно спуская поплавок, но само собой понятно, что если ловят ниже мелкого места, где растет зелень, то ловить со дна не следует, потому что зелень имеет почти одинаковый удельный вес с водой. Вообще на зелень со дна ловят редко. Очень успешно можно ловить на зелень под плотинами, в ямах, где воду крутит, а также ниже перекатов, где течение сразу ослабевает. На очень быстрых местах и на самых перекатах плотву на зелень не ловят и здесь скорее можно поймать голавля, ельца или подъязка. Замечено, что при каждом, не только усилении, но и ослаблении течения (в шлюзованных реках) плотва начинает брать на зелень жаднее. В тихих местах можно ловить, не перебрасывая, даже на 2 или 3 удочки. Перед тем как забросить удочку, зелень на крючке немного отхлестывают, чтобы она распушилась и имела бы еще более соблазнительный вид. О характере поклевки плотвы на эту насадку будет говориться далее.

Из живых насадок для ужения плотвы самая лучшая — мотыль, конечно, там, где можно доставать его в большом количестве, но на мотыля рыба, худо ли, хорошо ли, должна брать всюду, так как вид и цвет этой насадки не оставляет ничего желать и он составляет для рыбы любимую пищу, а иногда и лакомство. Трудно представить, чтобы его где-нибудь вовсе не было и рыба была бы с ним совершенно незнакома. Нельзя, однако, не заметить, что в прудах, озерах и вообще в стоячей воде рыба берет на мотыля хуже, чем на течении и в реках, что я склонен приписать тому, что мотыль, который держится в иле, где течения нет или почти нет, рыбе приелся. Как сказано выше, москворецкие рыболовы, признающие, кстати сказать, только две главные насадки — выползка для ловли взакидку да мотыля для ловли на весу, с поплавком и без оного, ловят на мотыля весной — с конца или средины апреля, когда прочиститься вода,- со средины мая; позднее удят здесь на муравьиные яйца и зелень. Затем, с первыми заморозками, снова главной дневной насадкой как для плотвы, так и для другой рыбы является мотыль, который удерживает свое первостепенное значение всю зиму вплоть до вскрытия. Для плотвы насаживают на крючок (№ 10, № 14) по 2 или по 3 мотыля, нанизывая их пониже головы, у второго сустава; при вялом клеве надевают самого крупного мотыля, как червя, т. е. пропустив жало за головой, надвигают потихоньку пальцем мотыля на крючок. Эта операция при тонком и мелком крючке (№ 12) вовсе не так трудна, как может показаться с первого раза.

На червей плотва берет хуже, чем на хлеб или мотыля, а на больших, т. е. выползков, берет только случайно, б. ч. ночью на донную, и еще реже попадается. Местами, впрочем, плотва недурно ловится весной на мелкого земляного и навозного червей. Иногда, при ужении подуста и ерша, она попадается на кусочки червя (выползка и железняка) и берет на эти кусочки сравнительно верно.

Опарыш составляет очень хорошую летнюю насадку для плотвы, но она берет на него не везде, а в прудах почти никогда, вероятно потому, что падаль в пруды попадает реже, чем в реки. Обыкновенно надевают на крючок (№ 12) только одного опарыша. Опарыши окуклившиеся, сходные величиной и цветом с барбарисом, тоже очень хороши, но очень плохо держатся на крючке. Муравьиные яйца, как прикормка и насадка, для плотвы не имеют такого важного значения, как для подуста, подъязка и других рыб, но в мае на эти куколки муравьев нередко можно поймать несколько десятков крупных плотиц.

В небольших речках плотва очень часто не берет ни на какую другую насадку, кроме как на шиворотку. Это личинка мошкары — Phryganea. Они бывают различной величины, но для ужения плотвы пригоднее мелкие. Шиворотка — белесоватый червячок с тонкой головкой, заключенный в особой трубочке, составленной из частичек хвоща, сучочков, гнилушек и т. п., неправильной формы; из трубочки червячок может высовываться до половины. Ловят шиворотку сачком из кисеи около берегов и травы; перед' насаживанием на крючок ее вытаскивают из трубочки, для чего удобнее всего предварительно уколоть ее булавкой с заднего конца. На шиворотку хорошо берет на речках всякая бель, в особенности подлещики.

Специальной ловли плотвы на раковые шейки и клешни, а также на кузнечика нигде не производится, и на эти насадки она попадается больше случайно. Но на муху — обыкновенную комнатную или мясную — местами можно летом ловить очень много плотвы, если она только ходит поверху. Ужение на мушку может производиться как с поплавком (но без грузила), так и нахлыстом (см. "Форель"). Впрочем, плотва берет недурно и на тонущую муху. Искусственная насадка, какая бы то ни была, для этой рыбы совершенно непригодна.

Клев плотвы крайне капризен: сегодня она берет хорошо, завтра совсем не берет без всяких видимых причин. Но более наблюдательный рыболов, который замечает, на какой глубине стоит плотва, всегда поймает, хотя немного. Эта рыба очень вяла, и раз она стоит на известной высоте, то, если сыта, неохотно поднимается или опускается за падающей приманкой. На течении, т. е. в реках, если насадка плывет на 4 см ниже или выше, чем следует, можно ничего не поймать, тогда как рядом будут таскать плотву десятками. В прудах же плотву большей частью приходится ловить или со дна так, чтобы насадка почти касалась земли, или же поверху (на муху), а в полводы, подобно красноперке, плотва берет здесь редко. Вообще наилучшая глубина для ужения плотвы — 1,5-2 м; место — около (на границе) травы, в прогалинах между травой (в прудах), в заводях и на слабом течении. Что касается погоды, то наиболее благоприятная — серенькая, слегка ненастная, когда дым стелется по земле.

Клев плотвы в большинстве случаев крайне вял и нерешителен, особенно, когда она сыта. Дело в том, что эта рыба чаще других имеет привычку пробовать вкус насадки и притом довольно оригинальным способом: она подплывает к насадке, втягивает ее в рот и опять выплевывает, это повторяется несколько раз и притом с такой быстротой, что нельзя даже сосчитать числа выплевываний. В стоячей воде эта проба насадки выражается едва заметным дроблением поплавка и кончается тем, что хлеб или зерно безнаказанно срывается рыбой, но поклевки плотвы весьма разнообразны; иногда она окунает поплавок, иногда даже кладет его на воду. На течении клев всегда вернее, а на быстрых местах, как и все рыбы, плотва хватает приманку с налета, без предварительных раздумывании, рассматривании и пробований. На слабом течении, как было замечено, всего вернее плотва берет на зелень, б. ч. взаглот, но тем не менее поклевка здесь малозаметна; поплавок или как бы начинает затягивать под воду, как будто крючок зацепил, или же замечаются едва заметные последовательные колебания поплавка, который продолжает плыть, не останавливаясь. Это самые обычные здесь поклевки. В первом случае рыба схватывает зелень и, стоя на месте, ее заглатывает; во втором- она совершает это на ходу. Во всяком случае здесь не следует так торопиться подсечкой, как при ужении на другие насадки. При жадном клеве и наиболее сильном течении, если приноровиться к клеву, на зелень промахов почти не бывает.

Скажу теперь несколько слов о зимнем ужении плотвы, которое резко отличается от обычного и во многом напоминает ловлю ерша. Уже в октябре некоторые москворецкие рыболовы начинают ловить плотву с кобылок, ставя их на борт или скамейку лодки; грузило должно быть довольно тяжелое, с двойчаткой, т. е. перекладинкой из щетины и привязанными к ней по концам крючками на волосяных поводках (см. "Ерш"); грузило должно лежать на дне 1-2 м от лодки, а иногда отвесно; насадкой служит, конечно, мотыль. Затем, по перволедью, плотва отлично берет на ямах, но позднее клев ее ослабевает, и она иногда вовсе перестает брать, хотя попадается на голые крючки — самодером. Затем в феврале снова начинают ее ловить в большом количестве. Клев плотвы зимой еще слабее, но она часто сама зацепляется и реже срывается. В большинстве местностей России плотву зимой вовсе игнорируют, еще более, чем летом, но в некоторых зауральских озерах ее ловят массами на мормыша, а в других (напр., в оз. Кабане под Казанью) даже на хлеб. Эта казанская охота весьма своеобразна. Насадкой служит пшеничное тесто, смятое с порошком сурика и называемое здесь просто суриком. Удочка короткая, рукоятка с вставленным китовым усом; леска волосяная с небольшим осокоревым поплавком и оканчивается довольно тяжелым грузом, выше которого прикреплена щетинная двойчатка. Поплавок устанавливается так, чтобы видно было малейшую поклевку. Обыкновенно бросают прикормку, б. ч. конопляную избоину. У нас же, на Москве-реке, бросают только мотыля и то очень редко. Замечательно, что казанские рыболовы считают полумрак над прорубью необходимым условием успешности зимнего лова, а потому над прорубью ставят шалаш; для того же, чтоб прорубь не замерзала, а также для отогревания рук употребляют жаровню. Очень может быть, что именно огонь и привлекает плотву к проруби.

Пойманная плотва оказывает относительно весьма слабое сопротивление — не только зимой, но и в теплое время года. Она почти вдвое слабее подъязка одинакового веса. Всего бойчее бывает эта рыба в начале осени, когда выходит на мелкие и довольно быстрые места. Но так как плотву всегда приходится ловить на мелкие крючки и мелкую насадку, а крючки часто лишь слегка зацепляют за слизистую оболочку рта, то пойманную рыбу следует тащить очень круто. Пойманную плотву нетрудно признать, потому что она сначала очень вертится на крючке и трясет леску и кончик удилища; но она очень скоро ослабевает и всплывает кверху доской, подобно лещу; если же ей приподнять голову и дать несколько раз захлебнуться воздухом, то можно и крупную плотву, слегка зацепившуюся, поднять из воды без большого риска. Плотва тем и отличается от язя, ельца и красноперки, что вытаскивается из воды точно окоченелая, подобно судаку, ни разу не трепыхнувшись.