Отправить ЛСПо мотивам повести А.Аверченко "Подходцев и двое других"
====================================================================================================
— Что-то теперь делает этот негодяй Степаныч? — вдруг вспомнил Агат.
— Ты говоришь об этом тощем пошляке Степаныче?
После этого Агат и Чайник и БлэкХолыч принялись ругать Степаныча. Стоило им только вспомнить о Степаныче, как они принимались его ругать. Ругать Степаныча — был хороший тон компании, это был клапан, с помощью которого облегчалось всеобщее раздражение и негодование на жизнь.
— Тощая, скупая свинья!
— Богатый, толстокожий хам.
— Конечно, это ясно. Он пользуется нашим обществом бесплатно.
— Давай брать с него по пяти рублей за встречу, я ему полгода Косадаку рекламировал на халяву— предложил Агат.
— Или лучше — полтора рубля в час. По таксе, как у таксистов.
— Это баснословно дешево. Подумать — такое общество.
— Кто есть Степаныч? — спросил подвыпивший БлэкХолыч.
— Степаныч? О-о, это штука. Мы с ним на Бочке познакомились 3 года тому назад и уже хорошо изучили… Папенькин сынок, недалекий парень. Он закупается в Москанелле ширпотребом, втридорога перепродает это нам, а потом проживает все это один, тайком, прячась от друзей, попивая в одиночестве дорогие ликеры, покуривая сигары и закатывая себе блестящие пиры. Он любит нас, потому что мы веселые, умные, щедрые, когда есть деньги, люди… Он частенько вползает в нашу компанию, но как только у компании деньги исчерпаны — он выползает из компании.
— Так он, значит, нехороший человек?
— Да, БлэкХолыч. Нехороший.
— Так… Нехороших людей надо наказывать. Сведите меня к нему, познакомьте. Устроим ему какую-нибудь неприятность.
— Следует. Ты обратил внимание, БлэкХолыч, что в компанию к нам он всегда лезет, наше изящное, остроумное общество забавляет его, а как только дело коснется того, чтобы выпить с нами бутылочку винца и погулять в тот период, когда мы «в упадке», — он сейчас же назад.
— Давай надуем его. Скажем, что ты ночной флиппингист из Румынии и по-русски не понимаешь ни слова. Пусть помучается.
— Слабо, — возразил БлэкХолыч. — Постойте.
Он встал и сжал руками голову так крепко, что в ней родилась мысль… Он сказал:
— Вот что ему нужно сделать…
……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………
Магазин рыболовных принадлежностей «Барракуда» занимал весь второй этаж пристройки к огромному жилому дому, с выходом на Сиреневый переулок. Переулок этот кончался каким-то оврагом, заросшим сорной травой, и «вообще», как говорил Чайник, «это место пользовалось дурной славой, потому что здесь работал Степаныч…»
Шли шумно, весело, в ногу, громко, на удивление прохожих, напевая марш Новоалтайских нахлыстовиков, которому их научил Ихтиандр..
Степаныч был у себя..
— Здравствуй, Вовочка, — ласково приветствовал его Чайник. — Как твое здоровье?
— А-а, разбрасыватели тапок ! Здравствуйте. Чайку хотите?
— Ты нас извини, Вова, но мы к тебе с одним человечком. Вот, познакомьтесь.
Степаныч протянул БлэкХолычу руку; тот схватил ее, крепко сжал, пустил слюну и неожиданно залепетал:
—Мму………..…В-с-У……….А-Р-К………..…Р-н-А…
— Что это он? — испугался Степаныч.
— Глухонемой. Ты его не бойся, Вова. Он из Новоалтайска приехал. Мы его на Белой Глинке позавчера подобрали.
— Да зачем вы его привели ко мне?
— А куда его девать? Второй день как пристал к нам — вот возимся.
— Вот несчастный, — сказал сострадательно Степаныч, осматривая БлэкХолыча. — Неужели ничего не понимает?
— Ни крошечки.
— Гм… И глаза у него мутные-мутные. Совершенно бессмысленные. И ему тоже дать чаю?
— И ему дай. Только ты с ним, Вова, не особенно церемонься… Налей ему чаю в какую-нибудь коробочку и поставь в уголку. Он ведь как животное — ничего не соображает.
— А он… не кусается? — спросил, морщась, Степаныч.
— Ну, Вова… Ты форменный глупец… Где же это видано, чтобы глухонемые румынские флиппингисты из Новоалтайска кусались? Ты только не дразни его.
— Черт знает! Очень нужно было приводить его. Эй, ты!.. М-м-у…А-Р-К…! Иди сюда. Куш тут.
Степаныч был действительно человеком без стыда и совести… Он налил чаю в большую чашку с отбитым краем с надписью «Напалм» , бросил в нее кусок сахара и поставил в уголку на стуле, указал на нее БлэкХолычу.
— А-вввв-в… Хххх… — залепетал беспомощно БлэкХолыч и замахал руками перед лицом Степаныча .
— Что он?! — закричал испуганно Степаныч.
— Сахару ему мало положил. Не скупись, Вова. Разве ты не знаешь, что глухонемые флиппингисты страшно любят сахар?
Как будто в подтверждение этих слов, БлэкХолыч подскочил к столу, запустил руку в сахарницу и, вытащив несколько кусков, набил ими рот и карманы.
— Видишь? — прищурился Чайник.
— Да что это вы, братцы, — возмутился Степаныч, — привели черт знает кого!.. Чайник, скажи ему, чтобы он сидел смирно и пил свой чай.
— Эй, Р-н-А, м-м-у….! — закричал Чайник, давая БлэкХолычу пинок. — Ты! Сиди там! Куш! Пей это… чай… понимаешь? Дубье новоалтайское!
БлэкХолыч покорно отошел в уголок, сел на пол и, склонив голову, стал тянуть из своей громадной чашки чай. Нерастаявшие куски сахара вылавливал руками и, причмокивая, ел с громким хрустеньем.
— Форменная обезьяна, на Владича похож— покачал головой Степаныч и обратился к Чайнику: — Где рыбачишь, Сережа ?
Чайник своих мест не выдавал.
— Да все там-же. На Устье Лосихи..
Замолчали. Наступила многозначительная пауза. Чайник вдруг крякнул и спросил с места в карьер, безо всяких приготовлений:
— Скажи, Вова, ты никогда в магазине не травил мышей?
— Не травил, — отвечал Степаныч. — А что?
— Да, понимаешь, на причале в гараже мыши у меня надувнушку сожрали. Мне ее Георгич напрокат дал. Купил я сейчас отравы, а как им ее давать — не знаю.
— А какая отрава?
— Да вот, взгляни.
Чайник вынул из кармана маленький сверток с белым порошком и, развернув его, положил на стол.
— Как же это называется?
— Это, Вова, вещь вредная, ядовитая. Мышьяковистое соединение.
Глухонемой БлэкХолыч стал на ноги, поставил пустую чашку в уголок, приблизился к столу и, увидав белый порошок, с радостным, бессмысленным криком бросился на него.
— Что он делает?! — вскочил Степаныч.
Было поздно… БлэкХолыч схватил горсть «мышьяковистого соединения» и с довольным визгом, кривляясь, отправил его в широко открытую пасть.
— Сахар!!! — в ужасе вскричал Чайник. — Он думает, что это сахар!!! Остановите его…
Степаныч бросился к БлэкХолычу, но на пути ему попался Агат; он обхватил руками шею Степаныча и заголосил:
— Вова, миленький, что же мы наделали?!.
— Пусти! — бешено крикнул Степаныч и, оттолкнув прилипшего к нему Агата, нагнулся к БлэкХолычу.
БлыкХолыч лежал на полу, среди упаковок съедобной резины, пуская изо рта пузыри, и смотрел на Агата закатившимся белым глазом. Грудь и живот его с хрипом поднялись несколько раз и опали… По всему телу прошла судорога, ноги забились о ковер и — БлэкХолыч затих.
Картина смерти была тяжелая, потрясающая…
Чайник встал на колени, прислонил ухо к груди усопшего, перекрестился и, обратив на Вову полные ужаса глаза, шепнул:
— Готов.
Степаныч захныкал.
— Что вы наделали!.. Зачем вы его привели?.. Это вы его отравили! Яд был ваш!
— Молчи, дурак. Никто его не травил. Сам он отравился. Агат, убери спиннинги, положим его на диван. Дай-ка, Вова, простыню… Надо закрыть его. Гм… Действительно! В пренеприятную историю влопались.
— Что же теперь будет? — в ужасе прошептал Степаныч, стараясь не глядеть на покойника.
— Особенного, конечно, ничего, — успокоительно сказал Чайник. — Ну, полежит у тебя до утра, а утром пойди, заяви в участок. Ты не бойся, Вова. Все равно улик против тебя нет. Продержат несколько месяцев в тюрьме, да и выпустят.
— За… что? В… тюрьму?
— Как за что? Подумай сам: у тебя в магазине находят отравленного человека. Кто? Что? Неизвестно. Что ты скажешь? Что мы его привели? Мы заявим, что и не видели тебя, и никого к тебе не приводили. Не правда ли, Агат?
— Конечно. Что нам за расчет… Своя рубашка к телу ближе.
— А ты, Вова, уж выпутывайся, как знаешь, — жестко засмеялся Чайник. — Можешь, впрочем, разрезать его на куски и закопать в овраге. Пойдем, Славян.
— Братцы! Господа! Товарищи! Куда же вы?! Как же?..
— Какие мы тебе товарищи, — сурово сказал Чайник. — Пусти! Идем, Агат.
— Нет, я не пущу вас, — закричал Степаныч, наваливаясь на дверь. — Я боюсь. Вы его привели, вы и забирайте.
— Вот дурак… Чего тебе бояться? Ты кандидат наук, археолог и получишь отдельную камеру; обед будешь покупать на свои деньги. Да, возможно Шард возьмет тебя на поруки.
— Я покойника боюсь, — рыдая, завопил Степаныч.
— По-кой-ни-ка? Не надо был травить его, и не боялся бы.
— Товарищи!!! Миленькие! Заберите его… что хотите — отдам. Ну хотите – Интернационал спою ?
— Вот чудак-человек… Куда же мы его возьмем? Можно было бы на такси вывезти куда-нибудь за город и бросить… Но ведь такси-то даром не поедет!
— Конечно! — поддержал Агат. — А у нас денег нет.
— Ну, сколько вам нужно?.. — обрадовался Вова. — Я дам. Три тыщи довольно?
— Слышишь, Степаныч, — горько усмехнулся Агат. — Три рубля. Пойдем, Серега… Три рубля! Ты бы еще по таксе предложил заплатить…
Стали торговаться. Несмотря на трагизм момента, Степаныч обнаружил неимоверную скупость, и когда друзья заломили цену сто тысяч — он едва не упал мертвый рядом с покойником…
Сошлись на сорока тысячах, зимнем костюме «Косадака», на котором настоял Агат и трех бутылках Каберне. Вино, по объяснению Чайника , было необходимо для того, чтобы залить воспоминание о страшном приключении и заглушить укоры совести.
Чайник взвалил покойника Агату на спину, подошел к Степанычу, получил плату и, пожимая ему руку, внушительно сказал:
— Только чтобы все — между нами! Чтобы ни одна душа не знала! А то: гнить нам всем в тюрьме.
— Ладно, — нервно содрогаясь, простонал Степаныч. — Только уходите!
Вышли в Сиреневый переулок… Впереди шел Агат с глухонемым на спине, сзади Чайник с костюмом и выторгованным вином.
Отошли шагов двадцать…
— Опусти меня, — попросил покойник. — Меня после сахара мучает страшная жажда. У кого вино?
— Здесь! — звякнул бутылками Чайник. — На причал, панове!
Сообщение отредактировал ФокС: 24 Февраль 2015 - 16:28
П.С. сахар-зло! 
Что будем делать? 
