Человек, каких больше не делают.

Справа на фото - Боб. Трифонов Борис Михайлович. Человек, каких больше не делают. Родился он в 1949 году (не точно) где-то на Байкале (не проверено). Мать не то бурятка, не то эвенкийка, отец русский. От матери унаследовал смуглую кожу и чёрные прямые волосы, от отца стальные глаза, при хорошем настроении голубые.
Такой облик вкупе с бородкой клинышком способствовал распространению слухов - в разное время разных - что Боб алтайский шаман, преемник тибетских лам, наследник Шао-Линя, чингизид, американский индеец-чероки, и даже прообраз героя книг Кастанеды.
Учился в барнаульском медицинском - не доучился. Служил срочную связистом на Камчатке, работал на широкодиапазонных радиостанциях, что пригодилось ему в отшельничестве на Караколах - его позывной на волне Горно-Алтайской спасательной службы был "Защита 7".
Ходил в горные и лыжные походы высших категорий, работал инструктором на всесоюзных турбазах "Алтай" и "Катунь". Был мотористом, столяром, сапожником, шорником, охотником и рыбаком. Пытался зарыбить пелядью Караколы. Долго в ответ на вопрос туристов "почему у Вас висят сети на чердаке?" рассказывал, что вертолётчики видели с воздуха огромный косяк рыбы в пятом озере.
Играл на гитаре и пел посредственно, но душевно. Песню Шипилова " Никого не пощадила эта осень..." пел лет на десять раньше Димы Маликова. Раскаты его тенора " Потеряли мы нахальство йо-хо-хо..." вызывали обмороки утончённых девушек у костра под навесом его избушки, а "...Баба-яга а-ха-ха-ха" - ночные страхи и недержание у пионеров на другом берегу пятого Каракольского озера.
Был плотником от бога. В восьмидесятых годах построил вдвоём с Валерой Шешляевым на Караколах добротную избу в стиле альпийского шале - из кедра, с высокой двускатной крышей, окном во всю южную стену, просторным навесом-верандой, под которым у костра, бывало, собирались инструкторские пьянки человек по пятнадцать. Конёк двускатной крыши веранды украшала замысловатая "корендюшечка", как ласково называла её Лена Аникеева - ещё один персонаж каракольской толкиенистики. Над окном висела солнечная батарея - диковинка по тем временам. Пол на веранде был из базальтового плитняка, добытого из протоки, соединяющей озёра. Стропила навеса, длинный стол и прочая нехитрая мебель - из мощных досок, напиленных бензопилой "урал" из сухостойных кедровых брёвен.
На этом длинном столе обычно стояла литровая кружка с крепкой черной заваркой, накрытая фольгой от чайной же пачки, и эмалированное блюдо с огромными лепёшками, жаренных в чугунной сковороде на костре - по летнему времени, или печке - по зимнему. В каждой лепёшке делалось семь (по числу Каракольских озёр) надрезов для лучшего пропекания теста.
На костре же висело закопчённое ведро с кипячёной озёрной водой, очень мягкой и вкусной. Друг или просто путник, пришедший с тяжёлым рюкзаком или накинувший узду коня на чакы (коновязь), первым делом отпаивался с дороги этим чаем с лепёшками. Боб, кстати, не признавал никакой ботвы в виде алтайских трав или корней, пил только индийский или цейлонский, и ещё курил только бийский "Луч". От его фланелевой клетчатой рубашки всегда пахло кедром, лепёшками, табаком.
В суровом климате среднегорья выращивал на южной завалинке избы редиску и зелень для окрошки, ставил квас. Колбу для этой вкуснейшей в мире окрошки собирал в двухстах метрах от своей "усадьбы".
Участвовал в первых на Алтае семинарах по соционике, специально для этого уезжал - или, по его выражению, спускался - в Барнаул. После этих семинаров нёс прикольный бред про штирлицов, максимов горьких, свифтов и прочих драйзеров.
Лечил гипнозом от лёгких психологических девиаций. Отдавал предпочтение молодым симпатичным пациенткам с творческими наклонностями.
Разговаривал с кедрами и был близок к тому, чтобы самому поверить в то, что он и есть Хан Алтай. Впрочем, возможно, с кедрами - это Валера Шешляев.
Никогда не отказывал людям в бескорыстной помощи: ночь-полночь возглавлял поиски потеряшек, эвакуации травмированных, размещал в непогоду в своей избе, бане, чердаке целые группы. Принимал на лето трудных подростков, дэцэпэшников, завязавших наркоманов. Спускался плотничать в Чемал, Элекмонар, строящиеся базы Нижней Катуни...
...время Боба кончилось с концом эпохи бескорыстия, бесшабашности, пешей романтики и неразведённого спирта.
Коммерциализация туризма вытеснила его с Каракол, он уехал на Телецкое, какое-то время работал на "Юртоке" на разных работах, сплавлял отдыхающих на рафте до Кебезеня, разрабатывал снегоходные и квадроциклетные маршруты, какие-то даже провёл в качестве гида. Перенёс два инфаркта и умер, кажется, в 2015 году.
На похоронах многие плакали.